Пулковское дело. Часть 4. Спусковой крючок
Одной из предпосылок «Пулковского дела», по-видимому, являлась непростая обстановка, сложившаяся в Обсерватории к середине 1930-х гг. и привлекшая к себе излишнее внимание. Тому, что жертвами репрессий стали именно те или иные конкретные люди способствовали излишняя или, наоборот, недостаточная (в глазах идеологических органов) социальная активность отдельных ученых, обычные в то время политические доносы, прошлые «грехи». Например, во время аттестации в октябре 1922 г. будущий пулковский астроном, а тогда военмор. М. М. Мусселиус, положительно охарактеризованный как специалист, получил следующую политическую оценку комиссара Н. Гагунова: «Убеждений не высказывает, не хочет отвечать на вопросы анкеты, за что один раз был арестован особым отделом. Симпатий к соввласти никаких». Вероятно, через 15 лет ему это припомнили, как припомнили Н. М. Штауде ее публикацию за рубежом 1923 г.
Еще с начала 1920-х гг. стали проводиться идеологические чистки «неблагонадежных» в смысле убеждений и/или классового происхождения. В 1920–1930-е гг. прошла большая идеологическая чистка в научных учреждениях. Коснулась она и Пулковской обсерватории: в 1930 г. был снят с должности ее директор член-корреспондент АН СССР А. А. Иванов (1867–1939), занимавший этот пост с 1919 г. На три года его сменил партийный назначенец, «красный директор» профессор А. Д. Дрозд, не имевший даже ученой степени по астрономии. В 1931 г. он написал донос на своего предшественника А. А. Иванова и его ученика Б. В. Нумерова, обвиняя первого во вредительстве, а второго — в антисоветских настроениях.
В феврале 1931 г. в Пулкове заведовать Астрофизическим сектором был приглашен профессор Харьковского университета (с 1922 г.) Б. П. Герасимович. Летом 1933 г. он стал директором ГАО. Этому предшествовал приезд из Москвы комиссии по жалобе, направленной Герасимовичем в Главнауку.
У нового директора не сложились отношения с тремя молодыми пулковскими астрономами В. А. Амбарцумяном, Д. И. Еропкиным и Н. А. Козыревым, чьи взгляды на тематику и перспективы научной работы Обсерватории не во всем совпадали с директорскими. Задачу избавиться от Еропкина облегчила смерть 16 мая 1934 г. академика А. А. Белопольского, аспирантом которого с 1929 г. был Еропкин. В 1935 г. Амбарцумян вынужден был уйти из Пулкова. Осенью того же года Еропкин с Козыревым были командированы в Таджикистан, где помимо оплаченных ГАО работ совестно со ссыльным московским астрономом В. Л. Гинзбургом изучали уровень запыленности воздуха по заданию Наркомздрава Таджикистана на условиях совместительства за отдельную плату.
По их возвращении Герасимович потребовал объяснений по поводу полученных ими дополнительных сумм за якобы оплаченные ГАО работы и подал на них в суд как на «мошенников» (по собственному выражению директора ГАО) за несогласованное с ним совместительство.
Действительно, они получили отдельную плату за дополнительную временную работу. Но по нормам тех лет, трудовой договор для выполнения аккордных научных работ в экспедиции заключался со сторонней организацией непосредственно директором того учреждения, сотрудником которого был такой временный работник. Самостоятельное заключение договора о совместительстве без санкции своего директора, управлявшего вверенным ему учреждением «на основах единоначалия», считалось недопустимым. Оба были уволены 8 марта 1936 г.
В результате двух судебных процессов Еропкин и Козырев были признаны виновными в том, что, устраиваясь на дополнительную работу «не испросили разрешения [своего] директора» и «сознательно скрыли этот факт», но их увольнение было квалифицировано как «прямое нарушение закона об упорядочении совместительства». Уголовное дело в отношении молодых астрономов было прекращено, но восстановиться им не удалось. Козырев перешел на работу в ЛГУ, устроился ли куда-нибудь Еропкин до своего ареста — неизвестно. В стремлении воспрепятствовать их возвращению на работу в Пулково Герасимович дошел до Прокурора СССР А. Я. Вышинского, который был главным обвинителем на политических процессах 1930-х гг.
В ноябре 1935 г. в Пулково нагрянула проверочная комиссия Академии наук (первая из шести за полтора года) для проверки сведений о притеснении директором молодых сотрудников и преклонении перед буржуазной астрономией. В начале 1936 г. в Президиуме АН СССР было получено обвинение против Герасимовича, а летом того же года в «Ленинградской правде» появилась серия из трех статей с политическими обвинениями в его адрес.
Одновременно назревал новый конфликт. Молодой карьерист и самозванец Н. М. Воронов (1913–?), рядовой вычислитель Ташкентской АО (ТАО), которому тогда был всего 21 год, занимался для самообразования вопросами небесной механики. Подготовив в Ташкенте в сентябре 1934 г. свою первую и основную работу по малой планете Весте, он опубликовал ее в 254-м томе немецкого научного журнала Astronomische Nachrichten (AN). Как выяснилось позднее, результаты наблюдений и вычислений в ней были сфальсифицированы автором в корыстных целях. Впервые дававшая теорию движения этой малой планеты, статья Воронова сразу произвела сенсацию в научном мире и доставила ее автору мировую известность. В 1935 г. он был принят на работу в Пулковскую обсерваторию. Другая его работа по малой планете Эгерия была передана им в обход Теоретического сектора ГАО и его заведующего Н. И. Идельсона, еще до поступления Воронова на службу в ГАО, непосредственно ее директору Герасимовичу в декабре 1934 г. и тогда же назначена в печать (опубликована в № 14 «Циркуляров ГАО»). Вскоре, тоже минуя Идельсона, он опубликовал в 16-м номере «Циркуляров» и работу по комете Швассмана.
Предъявив заведомо ложные материалы, основанные на сознательной подтасовке данных и результатов, этот научный авантюрист сумел на время ввести в заблуждение опытных специалистов — астрономов ГАО и АИ и мировую научную общественность. За полтора года Воронов сделал головокружительную карьеру: из неприметного Ташкентского вычислителя превратился в сотрудника ГАО, известного в мировых астрономических кругах, получил кандидатскую степень и квартиру, был избран в Международный Астрономический союз, войдя в число 15 первых членов МАС от СССР. Определенную долю персональной ответственности за это должны нести Б. П. Герасимович (директор ГАО) и Б. В. Нумеров (директор АИ и член Ученого совета ГАО).
В феврале 1936 г. Воронов был разоблачен. Разразился скандал. Герасимович договорился с директором Таджикистанской АО В. П. Цесевичем об отсылке Воронова к нему в Сталинабад (с 1961 г. Душанбе), где Воронов выдал себя за профессора, стал заведующим Теоретическим сектором обсерватории и жил на квартире ее директора Цесевича. Не имея сведений о дальнейшей судьбе вдруг исчезнувшего из Пулково авантюриста, трое молодых ученых — Амбарцумян, Еропкин и Козырев — обратились в редакцию «Ленинградской правды» с разоблачительными фактами.
Именно эти публикации стали причиной очередной проверки — приезда в Пулково 16 августа 1936 г. комиссии Е. Б. Пашуканиса (в нее входил и академик С. И. Вавилов), которая обвинила Еропкина в «индивидуализме, несовместимом с планомерно организованной работой». Почувствовав поддержку, Герасимович, сторонник «коллективизации науки», в октябре 1936 г. в одном из докладов, не называя имен, тоже говорил о «мелком индивидуализме» отдельных научных работников, чьи интересы «не подчиняются интересам коллектива», что ведет к «астросклоке», которая «очень сильно вредит интересам нашей науки и потому объективно является антиобщественным явлением».
Так была поставлена точка в конфликте с тремя молодыми астрономами и, неявно, — в истории с Вороновым. За полтора месяца до этого в ТАО была вывешена стенная газета с разоблачениями отсиживавшегося там Воронова. Ее подготовили и выпустили его ровесники, — прибывшие в Сталинабад на практику друзья-пятикурсники астрономического отделения ЛГУ Н. Б. Пальчиков и А. И. Балакин (?–1937(?)), чем способствовали изгнанию Воронова из обсерватории. Выпуск этой стенгазеты проходил под нажимом парторга ТАО Юсуфли, желавшего удалить Воронова из обсерватории. К сожалению, «казус Воронова» не только нанес ущерб научному авторитету Пулковской обсерватории, ее директора и советской астрономии вообще в глазах вышестоящих организаций и международной научной общественности, но и имел трагические последствия.
Такова предыстория «Пулковского дела», сценарием которого занимались органы.
Вскоре после возвращения 30 сентября 1936 г. в Ленинград Пальчикова и Балакина, в ноябре из Сталинабада прибыл и Цесевич. По свидетельству самого Пальчикова, он «поливал грязью» своих недавних практикантов (хотя до этого приглашал Пальчикова после окончания ЛГУ к себе на работу) и послал на них донос в редакцию газеты «Ленинградский университет».
Через полгода, 1 июня 1937 г., Пальчиков и Балакин были арестованы и, вероятно, вскоре расстреляны. В том же июне был арестован и Герасимович. «Вороновская эпопея» сыграла свою зловещую роль в судьбе Герасимовича, Пальчикова, Балакина и Пулковской обсерватории вообще. И конфликт молодых ученых с администрацией ГАО, по-видимому, тоже подтолкнул развитие пулковской драмы. Связь обоих конфликтов с последовавшими арестами подметили еще в начале 1939 г. академики С. И. Вавилов и Г. А. Шайн, подчеркнув при этом в письме к Прокурору СССР А. Я. Вышинскому в защиту арестованных астрономов отсутствие в этих конфликтах политической подоплеки.
Канд. ист. наук В. Ю. Жуков
Пулковское дело. Часть 1. Кого из сотрудников обсерватории коснулись аресты?
