Пулковской обсерватории исполнилось 180 лет – солидный срок для научного центра, но буквально миг в масштабах главного предмета изучения обсерватории – Вселенной. За это время человечество проделало огромный путь в астрономии. На экскурсиях в обсерватории можно узнать о том, как работали астрономы 180 лет назад и увидеть инструменты, при помощи которых в те годы наблюдали звезды.

Одной из главных задач Пулковской обсерватории в ту эпоху было составление высокоточных каталогов звезд, необходимых в первую очередь для нужд геодезии, картографии и навигации. Эта практическая миссия была куда более полезна, нежели изучение собственно звезд, ведь в те годы ученые не знали ни о многообразии электромагнитных волн, ни о существовании темной материи или черных дыр. Тогда даже не было известно, как выглядит наша галактика Млечный Путь. Зато геодезия развивалась активно, и в этом ей помогала астрономия. Звездные карты и каталоги были надежны в открытом море, а сам небосвод был буквально «путеводным». Зная координаты небесных светил и точное время, можно было вычислить координаты своего местоположения.

Если на поверхности Земли основными координатами являются широта и долгота, то на небесной сфере это прямое восхождение и склонение. Для измерения прямого восхождения астрономы 180 лет назад использовали Пассажный инструмент. Это труба телескопа, насаженная на перпендикулярную ось, которая стоит на независимом прочном фундаменте, который уходит глубоко под землю и никак не связан ни с полом павильона, ни с фундаментом здания обсерватории. Такой фундамент нужен был для уменьшения влияния вибрации на наблюдения.

Пассажный инструмент вращается только в плоскости меридиана. Если с высокой точностью было известно время, то при помощи этого инструмента астрономы могли вычислить прямое восхождение небесного объекта. А если было надежно известно прямое восхождение какого-либо светила, то из наблюдений вычислялись поправки к часам. Тогда за эталон времени бралось вращение Земли.

На Пассажном инструменте, представленном в Западном меридианном зале обсерватории, наблюдал ее первый директор — Василий Яковлевич Струве.

Для вычисления второй координаты, склонения, первыми астрономами Пулковской обсерватории использовался другой инструмент – Вертикальный круг. Он, как и Пассажный инструмент, был привезен из Германии по заказу В. Я. Струве.

В отличие от Пассажного инструмента, Вертикальный круг снабжен дополнительным большим латунным кругом, где через каждые две минуты дуги нанесена риска. С его помощью замерялись зенитные расстояния, т.е. угловые расстояния между точкой зенита и направлением на звезду. Определяя эту величину и зная широту местности, можно было вычислить ту самую вторую координату небесного объекта – склонение.

Работа астронома-наблюдателя 180 лет назад была очень нелегкой: работать приходилось ночами напролет в неотапливаемых павильонах – тепловые потоки создают искажения изображения, и точность наблюдений резко снижается. Поэтому, когда на улице было -20 градусов, в наблюдательном павильоне было столько же. Кроме того, на старых инструментах, которые использовались почти два века назад, нельзя было работать в перчатках: микрометрические винты очень чувствительны, и крутить их можно было лишь голыми пальцами.

В середине XIX века в России был свой нулевой меридиан – Пулковский. В те времена свои нулевые меридианы были у всех мировых держав. Но это вносило путаницу при работе с картами разных стран, приходилось делать перерасчеты, которые отнимали драгоценное время.

Для решения этой проблемы на международной конференции в Вашингтоне в 1884 году было принято решение взять в качестве международного нулевого меридиана Гринвичский, поскольку именно английские карты были наиболее полными и точными. Если бы за международный нулевой меридиан был принят Пулковский, здание Пулковской обсерватории находилось бы сразу в двух полушариях – и в восточном, и в западном.

В Пулковской обсерватории День Победы отметили сразу несколькими праздничными мероприятиями. Гости посетили лекцию «История Пулковской обсерватории», узнали о судьбе главной обсерватории страны в годы Великой Отечественной войны на экскурсии «Пулковские высоты в годы ВОВ» и увидели местную природу такой, какой она запомнилась художнику, участнику войны Льву Эвентову, на выставке его картин.

Праздничный день в стенах Пулковской обсерватории начался лекцией об ее истории, а также о том, чем славились эти земли задолго до появления здесь храма науки. Кандидат физ.-мат. наук, научный сотрудник лаборатории физики звезд Виталий Ким также рассказал и о том, как развивалась астрономия в Петербурге еще до возникновения здесь главной обсерватории страны.

Виталий Ким:

История окрестностей Пулковской горы имеет гораздо более глубокие корни, чем расположенная на ее вершине обсерватория. Эта гора принадлежит цепи холмов Ижорской возвышенности, примерно 7500 лет назад они были краем так называемого Литоринового моря. Море постепенно отступало, и эти земли заселялись сначала финно-угорскими, а затем и восточнославянскими народами. До начала XVII века они входили в состав Новгородского Княжества, затем Новгородской Республики, но в ходе поражения России в русско-шведской войне в начале XVII века эти земли на целый век вошли в состав Швеции. Тогда на вершине Пулковской горы возникла шведская «мыза», что в переводе означает «усадьба» под названием Пуркола. Что конкретно означало это слово до сих пор вызывает споры. Согласно одним источникам, название Пуркола произошло от финского слова, обозначающего бруснику, согласно другой версии, произошло от вепсского слова, обозначающего пулю. Название «Пуркола» затем трансформировалось в слово «Пулково».

В начале XVIII века, в ходе Северной войны Петр I освободил эти земли и подарил 6 бывших мыз, в том числе и мызу Пуркола, своей супруге Екатерине Алексеевне. Обустройство этого места началось с закладки дороги: ее пробили в направлении на шпиль Петропавловской крепости. Поначалу она называлась Саарская дорога, затем Царскосельская, теперь же это – хорошо известное горожанам Пулковское шоссе. Затем, в 1711 году, на вершине горы был разбит фруктовый сад и построен деревянный летний дворец, в котором неоднократно бывал сам Петр I. Позднее, уже в годы властвования Екатерины II из Англий был приглашен известный мастер садовых искусств Иоганн Буш, который обустроил на вершине горы пейзажный парк в английском стиле для прогулок высшей знати. Но просуществовал этот парк недолго: уже после смерти Екатерины II он начал приходить в запустение.

Вместе с тем, астрономические исследования проходили в Петербурге задолго до того как Пулковская обсерватория была основана. Началось все в 1726 году, когда из Франции был приглашен знаменитый астроном и картограф Жозеф-Николя Делиль, который поселился в арендованном доме генерал-лейтенанта Матюшкина на окраине города вблизи Смольного двора, где и начал свои первые астрономические наблюдения. Через год он переместился в еще недостроенное здание Кунсткамеры, где по проекту совместно с архитектором Киавери была построена первая в Петербурге академическая астрономическая обсерватория.

Из стен Кунсткамеры вышли первые в России фундаментальные каталоги звезд, а естествоиспытатель М.В. Ломоносов, наблюдая транзит Венеры по диску Солнца, открыл атмосферу на Венере. Именно здесь петербургские ученые измерили значения солнечных и лунных параллаксов, что позволило надежно определить расстояния до Луны и Солнца.

Но быстро разрастающийся город уже тогда давал о себе знать. Отопление было печным, и сажа, дым, копоть летели в воздух и искажали наблюдения. Другой проблемой была вибрация: покрытие дорог было брусчатым, и проезжающие мимо Кунсткамеры кареты вызывали «дрожание» изображения в окулярах астрономических инструментов. И уже в ту эпоху встал вопрос о переносе обсерватории в более благоприятное место. Комиссия, исследовавшая пригороды Петербурга в 1833 году, выбрала в качестве наиболее подходящего места именно Пулковскую гору.

Вся лекция об истории обсерватории охватила почти два века: Виталий Ким рассказал об этапах ее строительства, о том, какие открытия были сделаны в ее стенах при первом директоре, В.Я. Струве, а также при его сыне, О.В. Струве. О том, как обсерватория и петербургская астрономия пережили тяжелые времена начала XX века и еще более сложный период – годы Великой Отечественной войны, когда все павильоны на территории обсерватории, кроме одного небольшого Морского павильона, были стерты с лица земли.

На последовавшей за лекцией экскурсии «Пулковские высоты в годы ВОВ» посетители смогли увидеть фотосвидетельства тех страшных событий: довоенные снимки немецкой разведки и результаты бомбежек. А также запечатленный на старых фото труд советских людей, восстановивших здание обсерватории в первоначальном виде по чертежам XIX века.

Более подробно об экскурсии «Пулковские высоты в годы Великой Отечественной войны» вы можете узнать из репортажа.

В праздничные дни гости обсерватории имели уникальную возможность увидеть природу Пулковских высот глазами художника. В 1941 году Лев Эвентов был выпускником пятого курса ленинградской Академии художеств, готовился к защите дипломной работы. Но его планы, как и миллионов других людей, нарушила война. Юноша получил звание лейтенанта инженерных войск и ушел на фронт, где служил командиром саперного взвода 657 полка 125-й стрелковой Красносельской Краснознаменной дивизии. Отступив из Прибалтики до Ленинграда, дивизия занимала полосу обороны от Колпино и Ям-Ижоры до Пулково. За оборону этих мест Лев Эвентов был награжден орденами Отечественной войны двух степеней и рядом медалей.

После окончания войны художник поступил на работу в Комбинат живописно-оформительского искусства, где и проработал всю жизнь.

Часть картин Льва Эвентова посвящены природе Пулковских высот. В мирное время.

В годы Великой Отечественной войны на долю Пулковской обсерватории выпало немало испытаний. Храм отечественной астрономии был практически стерт с лица земли. О том, какой была обсерватория до войны, что с ней произошло в 1941-1944 годах и о том, как восстанавливалась астрономия после войны, можно узнать на специальных тематических экскурсиях в Пулковской обсерватории.

Беспощадным испытанием для обсерватории, как и для всей страны, стала Великая Отечественная война. Уже в августе 1941 г. на территорию многовекового парка, известного еще задолго до основания обсерватории, падали первые вражеские авиабомбы. Несмотря на острую нехватку автотранспорта и стремительно приближающуюся линию фронта, благодаря умелому руководству исполняющего обязанности директора ГАО А.Н. Дейча, удалось эвакуировать ценную часть научного оборудования и библиотеки обсерватории.

Для врага захват Пулковских высот был стратегически очень важной задачей, так как с вершины холма Ленинград открывался как на ладони, что позволило бы вражеской артиллерии стереть его с лица Земли. Ценой больших потерь немецко-фашистские войска были остановлены примерно в километре от главного здания обсерватории 23 сентября 1941 г. Однако вражеские авианалеты и артобстрелы Пулковских высот не прекращались до самого конца блокады, уничтожив старинный парк и превратив Пулковскую обсерваторию в груды развалин.

От крупнейшего инструмента обсерватории, 30-дюймового рефрактора, осталась лишь груда искореженного металла. Перед началом блокады объектив телескопа удалось эвакуировать, но в процессе демонтажа и транспортировки он получил множество повреждений и впоследствии был признан непригодным для астрономических наблюдений. Взамен утраченного 30-дюймового рефрактора из Германии после войны по репарации был доставлен 26-дюймовый телескоп-рефрактор, который по сей день функционирует в обсерватории, выполняя научные задачи.

Главное здание ГАО было заново отстроено в 1954 г. Тяжелая строительная техника в те годы была задействована в восстановлении крупных промышленных объектов, и Пулковскую обсерваторию восстанавливали практически ручным трудом.

Противотанковый ров времен Великой Отечественной войны – один из рубежей обороны Ленинграда, где в сентябре 1941 года были остановлены немецко-фашистские войска. Единичные случаи проникновения немецких разведывательно-диверсионных групп на территорию Пулковской обсерватории имели место, но массово эту линию обороны враг пройти так и не смог. Земля по ту сторону рва была минным полем: немало простых граждан пострадали здесь уже после войны. Осколки снарядов на этой земле находят до сих пор.

Из всех сооружений Пулковской обсерватории ужасы войны пережил лишь один небольшой павильон – Морская башня, построенная в 1902 году по проекту А. Костицына. Она использовалась для практических занятий по астрономии и навигации морскими офицерами. Согласно архивным данным, в павильоне располагался переносной зенит-телескоп, предназначенный для широтных измерений. А в послевоенные годы Морская башня непродолжительное время использовалась для наблюдения Солнца.

Еще больше узнать о жизни обсерватории в ХХ веке, увидеть уникальные фотографии и живые свидетельства военных лет, а также пройти вдоль линии фронта можно на специальных тематических экскурсиях, которые регулярно проходят в Пулковской обсерватории.

Благодарим за предоставленную информацию автора экскурсии «Пулковские высоты в годы Великой Отечественной войны», научного сотрудника Лаборатории физики звезд Виталия Кима.

Историк В. Ю. Жуков, кандидат исторических наук, доцент, председатель секции «История астрономии» Санкт-Петербургского филиала ИИЕТ им. С. И. Вавилова РАН, оказал нашему ресурсу неоценимую помощь в подготовке цикла статей о репрессиях против сотрудников Пулковской обсерватории в сталинские годы. Темы, не вошедшие в статьи, мы обсудили с Вадимом Юрьевичем в рамках интервью.

— Вадим Юрьевич, есть много документов, согласно которым, бывшие коллеги репрессированных астрономов публично осуждали их — выступали с речами, писали статьи. На Ваш взгляд, была ли в те годы возможность остаться в стороне? Или выбор был между поддержкой репрессированных (и тогда вероятность ареста повышалась) и публичным осуждением, «отречением» от них?

— Сейчас трудно сказать. Как мы видим, доносы писали. Вероятно, и публично осуждали. Но были и другие примеры. Например, письмо академиков С. И. Вавилова и Г. А. Шайна к Прокурору СССР А. Я. Вышинскому в защиту арестованных астрономов. В феврале 1939 г. группа ученых (С. И. Вавилов, А. Ф. Иоффе, П. Л. Капица, А. Н. Крылов, Н. И. Мусхелишвили и В. А. Фок) написали наркому НКВД Л. П. Берии письмо в защиту арестованных по «Пулковскому делу» ученых-физиков — профессоров ЛГУ В. К. Фредерикса, Ю. А. Круткова и П. И. Лукирского. В августе 1944 г. (по другим данным, — весной 1945 г.) академики С. И. Вавилов, Г. А. Шайн и член-корреспондент АН СССР А. А. Михайлов (двое последних — астрономы) направили Л. П. Берии письмо с ходатайством об освобождении Н. А. Козырева. Среди хлопотавших за него был и бывший аспирант Козырева А. И. Лебединский.

Незадолго до ареста директора АИ Б. В. Нумерова о нем выспрашивали у приглашенного в «Большой дом» молодого астронома Н. А. Козырева, но ничего не добились. Несмотря на расписку о неразглашении, Козырев предупредил Нумерова. Избитый на допросе Нумеров рассказал об этом следователю, и это послужило поводом для ареста самого Козырева (в тот момент — сотрудника ЛГУ), арестованного через 2 недели — 6 ноября 1936 г.

После ареста Б. В. Нумерова в АИ была устроена проверка, и от сотрудника АИ (впоследствии пулковского астронома) Л. А. Сухарева (1905–1984), бывшего аспирантом Нумерова, добивались «компромата» на своего научного руководителя. Но он на это не пошел.

— Отразились ли аресты на научной деятельности Пулковской обсерватории? Когда были восстановлены деловые контакты ГАО с европейскими обсерваториями?

— Как предвоенные репрессии командного состава в Красной Армии пагубно сказались на ее боеготовности накануне Великой Отечественной войны, так и арест порядка пятой части (!) астрономов ГАО (включая бывших ее сотрудников) во второй половине 1930-х гг. в значительной степени ослабил научные программы и результаты Пулковской обсерватории. По-видимому, научные контакты с зарубежными обсерваториями продолжались, хотя и в меньшей степени.

Затем наступила война, Пулковская обсерватория была разрушена. Вероятно, нормализация зарубежных научных контактов может быть датирована серединой 1950-х гг., когда возрожденная обсерватория вступила в строй.

— Какова была дальнейшая судьба отбывших наказание астрономов? Продолжали ли они научную работу в ГАО или в других местах? И как изменилось их положение в 1950-е годы, после реабилитации?

— Н. И. Идельсон был осужден в 1936–1939 гг., потом работал в АИ.

В. Ф. Газе была освобождена в 1940 г. В дальнейшем работала в Симензской астрономической обсерватории и преждевременно умерла в год выхода на пенсию.

Н. А. Козырев 14 декабря 1946 г. был досрочно-условно освобожден с правом проживания в Ленинграде и Симеизе (для работы по астрономии), судимость по делу 1937 г. была снята. Полностью реабилитирован 21 февраля 1958 г. В 1958 г. открыл вулканизм на Луне, в 1963 г. обнаружил водород в атмосфере Меркурия. Разрабатывал экспериментальными и теоретическими методами гипотезу о воздействии времени на энергию космических тел.

Конечно, реабилитация немногих переживших репрессии астрономов ГАО значительно облегчила им последующую профессиональную деятельность.

Пулковское дело. Часть 1. Кого из сотрудников обсерватории коснулись аресты?

Пулковское дело. Часть 2. До и после дела 1937 года

Пулковское дело. Часть 3. Роковые факторы

Пулковское дело. Часть 4. Спусковой крючок

Пулковское дело. Часть 5. Жертвы репрессий

В августе 1936 г. зловещим предвестием скорой трагедии стал арест как «троцкиста» зам. директора ГАО по АХЧ Б. И. Шигина. Осенью 1936 – летом 1937 г. были арестованы еще 10 сотрудников ГАО (И. А. Балановский, В. Ф. Газе, Б. П. Герасимович, Н. И. Днепровский, Н. И. Идельсон, Н. В. Комендантов, И. Н. Леман-Балановская, М. М. Мусселиус, Е. Я. Перепелкин, П. И. Яшнов), четверо бывших сотрудников Обсерватории (Д. И. Еропкин, Н. А. Козырев, А. П. Константинов, Б. В. Нумеров) и девять жен астрономов. С учетом арестованной в 1935 г. Н. М. Штауде и зам. директора Б. И. Шигина — 25 человек.

Существует версия, что Герасимович заступался за арестованных сотрудников перед А. А. Ждановым и другими высшими партийными руководителями Ленинграда и тем ускорил собственную развязку. Как, возможно, и обращением к А. Я. Вышинскому в «астросклоке» с Еропкиным и Козыревым незадолго до этого.

1937-й год начался для страны одним из громких «московских процессов» — судом по «делу» «Параллельного антисоветского троцкистского центра». К делу было привлечено 17 человек: Ю. Л. Пятаков, Л. Г. Серебряков, Н. И. Муралов, Г. Я. Сокольников, К. Б. Радек и др., обвиняемых в создании преступной организации с целью свержения советской власти, измене Родине, вредительстве, диверсионной деятельности и проч. Судебный процесс в Москве проходил 23–30 января 1937 г. В разгар этого процесса, 28 января 1937 г., из Пулкова в Академию наук был отправлен донос на Б. П. Герасимовича с обвинениями в излишней мягкости к женам арестованных (они до поры еще оставались на свободе) и недостаточно ревностной поддержке обвинений по делу Пятакова – Радека на собрании трудового коллектива ГАО, прошедшем в тот день. Донос был отправлен новым заместителем Герасимовича по АХЧ Н. И. Фаворским (сменившим арестованного за полгода до этого Шигина) на имя вице-президента АН СССР Г. М. Кржижановского. Кржижановский лично знал Герасимовича и, вероятно поэтому, донос прямого действия не возымел. Но, по-видимому, стал причиной приезда в Пулково последней из шести проверочных комиссий Академии наук, которую возглавлял директор ГАИШ (с 1936 г.) В. Г. Фесенков.

В условиях систематических доносов и проверочных комиссий Б. П. Герасимович дважды подавал прошение об отставке с поста директора Обсерватории. Второе прошение было послано 20 апреля 1937 г., но отставка принята не была. Об этом Президиум АН СССР известил Герасимовича 8 июня 1937 г. — за три недели до его ареста. Его черед пришел 29 июня 1937 г. Герасимович был арестован последним из пулковских астрономов (если не считать И. Н. Леман-Балановскую).

На Пулковском мемориальном кладбище установлен памятник-кенотаф с именами 12 пулковских астрономов — жертв политических репрессий (см. фото автора 2009 г.).

Канд. ист. наук В. Ю. Жуков

Пулковское дело. Часть 1. Кого из сотрудников обсерватории коснулись аресты?

Пулковское дело. Часть 2. До и после дела 1937 года

Пулковское дело. Часть 3. Роковые факторы

Пулковское дело. Часть 4. Спусковой крючок

Одной из предпосылок «Пулковского дела», по-видимому, являлась непростая обстановка, сложившаяся в Обсерватории к середине 1930-х гг. и привлекшая к себе излишнее внимание. Тому, что жертвами репрессий стали именно те или иные конкретные люди способствовали излишняя или, наоборот, недостаточная (в глазах идеологических органов) социальная активность отдельных ученых, обычные в то время политические доносы, прошлые «грехи». Например, во время аттестации в октябре 1922 г. будущий пулковский астроном, а тогда военмор. М. М. Мусселиус, положительно охарактеризованный как специалист, получил следующую политическую оценку комиссара Н. Гагунова: «Убеждений не высказывает, не хочет отвечать на вопросы анкеты, за что один раз был арестован особым отделом. Симпатий к соввласти никаких». Вероятно, через 15 лет ему это припомнили, как припомнили Н. М. Штауде ее публикацию за рубежом 1923 г.

Еще с начала 1920-х гг. стали проводиться идеологические чистки «неблагонадежных» в смысле убеждений и/или классового происхождения. В 1920–1930-е гг. прошла большая идеологическая чистка в научных учреждениях. Коснулась она и Пулковской обсерватории: в 1930 г. был снят с должности ее директор член-корреспондент АН СССР А. А. Иванов (1867–1939), занимавший этот пост с 1919 г. На три года его сменил партийный назначенец, «красный директор» профессор А. Д. Дрозд, не имевший даже ученой степени по астрономии. В 1931 г. он написал донос на своего предшественника А. А. Иванова и его ученика Б. В. Нумерова, обвиняя первого во вредительстве, а второго — в антисоветских настроениях.

В феврале 1931 г. в Пулкове заведовать Астрофизическим сектором был приглашен профессор Харьковского университета (с 1922 г.) Б. П. Герасимович. Летом 1933 г. он стал директором ГАО. Этому предшествовал приезд из Москвы комиссии по жалобе, направленной Герасимовичем в Главнауку.

У нового директора не сложились отношения с тремя молодыми пулковскими астрономами В. А. Амбарцумяном, Д. И. Еропкиным и Н. А. Козыревым, чьи взгляды на тематику и перспективы научной работы Обсерватории не во всем совпадали с директорскими. Задачу избавиться от Еропкина облегчила смерть 16 мая 1934 г. академика А. А. Белопольского, аспирантом которого с 1929 г. был Еропкин. В 1935 г. Амбарцумян вынужден был уйти из Пулкова. Осенью того же года Еропкин с Козыревым были командированы в Таджикистан, где помимо оплаченных ГАО работ совестно со ссыльным московским астрономом В. Л. Гинзбургом изучали уровень запыленности воздуха по заданию Наркомздрава Таджикистана на условиях совместительства за отдельную плату.

По их возвращении Герасимович потребовал объяснений по поводу полученных ими дополнительных сумм за якобы оплаченные ГАО работы и подал на них в суд как на «мошенников» (по собственному выражению директора ГАО) за несогласованное с ним совместительство.

Действительно, они получили отдельную плату за дополнительную временную работу. Но по нормам тех лет, трудовой договор для выполнения аккордных научных работ в экспедиции заключался со сторонней организацией непосредственно директором того учреждения, сотрудником которого был такой временный работник. Самостоятельное заключение договора о совместительстве без санкции своего директора, управлявшего вверенным ему учреждением «на основах единоначалия», считалось недопустимым. Оба были уволены 8 марта 1936 г.

В результате двух судебных процессов Еропкин и Козырев были признаны виновными в том, что, устраиваясь на дополнительную работу «не испросили разрешения [своего] директора» и «сознательно скрыли этот факт», но их увольнение было квалифицировано как «прямое нарушение закона об упорядочении совместительства». Уголовное дело в отношении молодых астрономов было прекращено, но восстановиться им не удалось. Козырев перешел на работу в ЛГУ, устроился ли куда-нибудь Еропкин до своего ареста — неизвестно. В стремлении воспрепятствовать их возвращению на работу в Пулково Герасимович дошел до Прокурора СССР А. Я. Вышинского, который был главным обвинителем на политических процессах 1930-х гг.

В ноябре 1935 г. в Пулково нагрянула проверочная комиссия Академии наук (первая из шести за полтора года) для проверки сведений о притеснении директором молодых сотрудников и преклонении перед буржуазной астрономией. В начале 1936 г. в Президиуме АН СССР было получено обвинение против Герасимовича, а летом того же года в «Ленинградской правде» появилась серия из трех статей с политическими обвинениями в его адрес.

Одновременно назревал новый конфликт. Молодой карьерист и самозванец Н. М. Воронов (1913–?), рядовой вычислитель Ташкентской АО (ТАО), которому тогда был всего 21 год, занимался для самообразования вопросами небесной механики. Подготовив в Ташкенте в сентябре 1934 г. свою первую и основную работу по малой планете Весте, он опубликовал ее в 254-м томе немецкого научного журнала Astronomische Nachrichten (AN). Как выяснилось позднее, результаты наблюдений и вычислений в ней были сфальсифицированы автором в корыстных целях. Впервые дававшая теорию движения этой малой планеты, статья Воронова сразу произвела сенсацию в научном мире и доставила ее автору мировую известность. В 1935 г. он был принят на работу в Пулковскую обсерваторию. Другая его работа по малой планете Эгерия была передана им в обход Теоретического сектора ГАО и его заведующего Н. И. Идельсона, еще до поступления Воронова на службу в ГАО, непосредственно ее директору Герасимовичу в декабре 1934 г. и тогда же назначена в печать (опубликована в № 14 «Циркуляров ГАО»). Вскоре, тоже минуя Идельсона, он опубликовал в 16-м номере «Циркуляров» и работу по комете Швассмана.

Предъявив заведомо ложные материалы, основанные на сознательной подтасовке данных и результатов, этот научный авантюрист сумел на время ввести в заблуждение опытных специалистов — астрономов ГАО и АИ и мировую научную общественность. За полтора года Воронов сделал головокружительную карьеру: из неприметного Ташкентского вычислителя превратился в сотрудника ГАО, известного в мировых астрономических кругах, получил кандидатскую степень и квартиру, был избран в Международный Астрономический союз, войдя в число 15 первых членов МАС от СССР. Определенную долю персональной ответственности за это должны нести Б. П. Герасимович (директор ГАО) и Б. В. Нумеров (директор АИ и член Ученого совета ГАО).

В феврале 1936 г. Воронов был разоблачен. Разразился скандал. Герасимович договорился с директором Таджикистанской АО В. П. Цесевичем об отсылке Воронова к нему в Сталинабад (с 1961 г. Душанбе), где Воронов выдал себя за профессора, стал заведующим Теоретическим сектором обсерватории и жил на квартире ее директора Цесевича. Не имея сведений о дальнейшей судьбе вдруг исчезнувшего из Пулково авантюриста, трое молодых ученых — Амбарцумян, Еропкин и Козырев — обратились в редакцию «Ленинградской правды» с разоблачительными фактами.

Именно эти публикации стали причиной очередной проверки — приезда в Пулково 16 августа 1936 г. комиссии Е. Б. Пашуканиса (в нее входил и академик С. И. Вавилов), которая обвинила Еропкина в «индивидуализме, несовместимом с планомерно организованной работой». Почувствовав поддержку, Герасимович, сторонник «коллективизации науки», в октябре 1936 г. в одном из докладов, не называя имен, тоже говорил о «мелком индивидуализме» отдельных научных работников, чьи интересы «не подчиняются интересам коллектива», что ведет к «астросклоке», которая «очень сильно вредит интересам нашей науки и потому объективно является антиобщественным явлением».

Так была поставлена точка в конфликте с тремя молодыми астрономами и, неявно, — в истории с Вороновым. За полтора месяца до этого в ТАО была вывешена стенная газета с разоблачениями отсиживавшегося там Воронова. Ее подготовили и выпустили его ровесники, — прибывшие в Сталинабад на практику друзья-пятикурсники астрономического отделения ЛГУ Н. Б. Пальчиков и А. И. Балакин (?–1937(?)), чем способствовали изгнанию Воронова из обсерватории. Выпуск этой стенгазеты проходил под нажимом парторга ТАО Юсуфли, желавшего удалить Воронова из обсерватории. К сожалению, «казус Воронова» не только нанес ущерб научному авторитету Пулковской обсерватории, ее директора и советской астрономии вообще в глазах вышестоящих организаций и международной научной общественности, но и имел трагические последствия.

Такова предыстория «Пулковского дела», сценарием которого занимались органы.

Вскоре после возвращения 30 сентября 1936 г. в Ленинград Пальчикова и Балакина, в ноябре из Сталинабада прибыл и Цесевич. По свидетельству самого Пальчикова, он «поливал грязью» своих недавних практикантов (хотя до этого приглашал Пальчикова после окончания ЛГУ к себе на работу) и послал на них донос в редакцию газеты «Ленинградский университет».

Через полгода, 1 июня 1937 г., Пальчиков и Балакин были арестованы и, вероятно, вскоре расстреляны. В том же июне был арестован и Герасимович. «Вороновская эпопея» сыграла свою зловещую роль в судьбе Герасимовича, Пальчикова, Балакина и Пулковской обсерватории вообще. И конфликт молодых ученых с администрацией ГАО, по-видимому, тоже подтолкнул развитие пулковской драмы. Связь обоих конфликтов с последовавшими арестами подметили еще в начале 1939 г. академики С. И. Вавилов и Г. А. Шайн, подчеркнув при этом в письме к Прокурору СССР А. Я. Вышинскому в защиту арестованных астрономов отсутствие в этих конфликтах политической подоплеки.

Канд. ист. наук В. Ю. Жуков

Пулковское дело. Часть 1. Кого из сотрудников обсерватории коснулись аресты?

Пулковское дело. Часть 2. До и после дела 1937 года

Пулковское дело. Часть 3. Роковые факторы

Внимательный взгляд на биографии фигурантов «Пулковского дела» и других репрессированных ученых позволяет выделить ряд факторов, сыгравших роковую роль в их трагической судьбе.

1. Сомнительные, с классовой точки зрения, происхождение и родственные связи многих обвиняемых.

К примеру,  директор Пулковской обсерватории Б. П. Герасимович (1889–1937) происходил из русской дворянской интеллигенции.

Основатель и директор Государственного вычислительного института (в 1923–1943 гг. Астрономический институт — АИ) астрометрист, геофизик и гравиметрист Б. В. Нумеров (1891–1941), как упоминавшийся К. Д. Покровский (1868–1944), родился в семье священника.

Пулковский астрометрист, гравиметрист и геодезист М. М. Мусселиус (1884–1938) родился в семье статского советника, русского дворянина М. Р. Мусселиуса, окончившего два факультета и служившего в Петербурге в Главном управлении почт и телеграфов. Дед астронома — Р. В. Мусселиус — был генерал-майором морской артиллерии, а с 1865 г. — помощником заведующего Обуховским сталелитейным заводом, прадед — В. И. Мусселиус — прокурором г. Нарвы. Вообще род Мусселиусов известен с XV в., когда они пришли из Швеции в Тевтонский орден.

Пулковский астрофизик Д. И. Еропкин (1908–1938) был внуком члена Северного общества декабриста Д. И. Завалишина, а студент-выпускник ЛГУ Н. Б. Пальчиков (1913–1937(?)) — праправнуком члена Союза благоденствия декабриста А. Ф. Бриггена. Предки-бунтари являлись, вероятно, свидетельством неблагонадежности: вольнодумство не приветствовалось властями при любом режиме. Отец Пальчикова — Б. В. Пальчиков (1875–1922) был профессиональным военным царской армии, затем предводителем Казанского дворянства. Поэтому в 1930 г. Н. Б. Пальчиков не был принят в университет как «социально-чуждый», «не соответствующий условиям приема». Поступить удалось только в 1932 г.

2. Многие проходившие по «Пулковскому делу» и другие репрессированные ученые были носителями «сомнительных» (нерусских) фамилий: В. Ф. Газе (1899–1954), Б. П. Герасимович, Н. И. Идельсон (1885–1951), И. Н. Леман-Балановская (1881–1945), В. К. Морфорд, М. М. Мусселиус, Н. М. Штауде и др. Например, Штауде уже после двух довоенных отсидок увольняли в 1949 г. на короткое время из Казахстанской АН как «немку».
3. Отягчающим участь некоторых обвиняемых была бывшая принадлежность к царской армии (затем армии Временного правительства) и участие в империалистической войне. Это поставили в вину прикомандированному в 1920-е гг. к Пулковской обсерватории военному геодезисту Г. Р. Федорову (1889–1941), уволенному из армии в мае 1937 г. в результате чистки как «царского недобитка» и арестованному в Москве в октябре того же года. (По-видимому, подлинной причиной была его служба под началом М. Н. Тухачевского, арестованного в середине мая 1937 г.) Федоров до революции окончил артиллерийское училище и воевал на фронтах Первой мировой войны.

М. М. Мусселиус был призван в царскую армию в 1912 г., произведен в прапорщики и уволен в отставку в 1913 г. С самого начала Первой мировой войны снова мобилизован в действующую армию, прошел всю войну, был ранен, отравлен газами, перед Февральской революцией стал младшим офицером. Был уволен по общей демобилизации в марте 1918 г. Его жена А. И. Мусселиус (урожд. Мей, 1898–1950) всю войну с 1914 по 1918 г. была медсестрой военного госпиталя на Западном фронте, где они и познакомились, когда она ухаживала за раненым Мусселиусом.

4. Участие в прошлом или на момент ареста в запрещенных ранее или позднее политических или научных организациях нередко служило причиной, поводом или одним из мотивов для преследований. Например, Б. П. Герасимович, участник революционного движения в 1905–1907 гг., в 17-летнем возрасте входил в боевую группу партии социалистов-революционеров (эсеров), которая в СССР была окончательно запрещена в 1922 г.

В 1920-е гг. в работе Астрономической секции Русского общества любителей мироведения (астрономии и геофизики) (РОЛМ) деятельное участие принимали арестованные позднее по «Пулковскому делу» астрономы Н. А. Козырев (1908–1983), Е. Я. Перепелкин (1906–1938). Репрессированный вместе с ними Д. И. Еропкин (достоверных сведений об участии которого в собраниях РОЛМ не установлено) тоже был причастен к обществу мироведов или хорошо осведомлен о нем. Еропкин являлся другом и коллегой Козырева и Перепелкина, в силу семейных связей, лично знал бывших шлиссельбуржцев М. А. Морозова и М. В. Новорусского, игравших в РОЛМ видную роль, Астрономической секцией общества руководил его учитель пулковский астроном Г. А. Тихов.

В 1930 г. РОЛМ было разгромлено и ликвидировано, почти вся редколлегия его ведущего журнала «Мироведение» — арестована. 20 января 1931 г. как член редколлегии «Мироведения» была арестована Н. М. Штауде, приговоренная затем к трем годам высылки из Ленинграда, весной–летом 1931 г. по делу РОЛМ подвергался аресту Тихов.

5. В силу своего происхождения, воспитания, образования и профессиональной деятельности большинство репрессированных научных работников знало один или несколько иностранных языков. Например, М. М. Мусселиус владел немецким, французским и английским. Сам этот факт мог служить косвенным доказательством возможности непосредственного (без переводчика) общения с представителями иностранных государств.
6. Некоторые ученые до революции получили образование за рубежом. Например, астроном Г. А. Тихов по окончании Московского университета продолжил образование в 1898–1900 гг. в Парижском университете, астроном И. Н. Леман-Балановская в 1911 г. окончила Гёттингенский университет (Германия) и защитила там докторскую диссертацию.
7. Публикации в иностранных научных изданиях в разные годы были в послужных списках Б. П. Герасимовича, Н. А. Козырева, Н. М. Штауде и др. Последняя публикация Еропкина увидела свет в январе 1937 г. (уже после его ареста, но за четыре месяца до приговора) в журнале Королевского Метеорологического общества в Лондоне. В 1930-е гг. это уже рассматривалось как нелояльное поведение и свидетельство организационных связей за границей. Даже единственный случай публикации работы Н. М. Штауде в 1923 г. в немецком научном журнале (причем по инициативе с немецкой стороны) был ей позднее поставлен в вину.
8. Служба за рубежом до революции, научные командировки за границу, иностранная научная периодика и переписка стали рассматриваться как свидетельство неблагонадежности и чуть ли не доказательство вредительской деятельности ученых.

Например, Г. А. Тихов в 1898–1900 гг., в период обучения в Парижском университете, работал одновременно практикантом в Медонской обсерватории под руководством французского астронома П. Ж. Жансена.

Астрофизик И. М. Леман-Балановская в начале XX в. работала в Гёттингенском университете под руководством К. Шварцшильда.

М. М. Мусселиус в период Первой мировой войны был в составе войск царской армии на территории Германии и Австрии. С уверенностью можно предположить, что нахождение на территории иностранных государств в составе действующей армии в период империалистической войны вызывало у карательных органов 1930-х гг. подозрение.

Военный геодезист Г. Р. Федоров в 1932 г. был в командировке в Германии.

Б. П. Герасимович в советское время часто бывал в заграничных командировках. В 1926–1929 гг. (по другим сведениям, до 1931 г.) работал в США. По возвращении устно и в публикациях восхищался организацией астрономических исследований в США. В 1928 г. за совместную с Д. Мензелом работу «Субатомная энергия и звездное излучение» оба автора получили премию Нью-Йоркской академии наук.

В 1932 г. Герасимович вторично посетил США. Приглашал своего друга и бывшего ученика американского астронома О. Струве в Пулково, ответил отказом на его предложение остаться в США. Став директором ГАО в 1933 г., налаживал связи с зарубежными учеными: по его приглашению в Пулково работали С. Чандрасенхар, Ц. Пейн-Галошкина, Д. Мензел и др. С 1935 г. — почетный член Королевского астрономического общества в Лондоне. С 1934 г. много сил приложил к подготовке к солнечному затмению 19 июня 1936 г. На территории СССР по единой программе, разработанной в Пулкове, было проведено 23 советских и 11 иностранных экспедиций с участием 70 ученый из США, Японии и почти всех стран Европы (за исключением немногих, в т. ч. фашистской Германии).

Б. В. Нумеров был участником II–V слетов Международного Астрономического союза (МАС) в 1925–1935 гг., развивал зарубежные научные связи. В 1924–1935 гг., по меньшей мере, пять раз был в заграничных командировках в Германии (1929 г.), Англии (1925 г.), Франции (1933 г.), Голландии и США. Иностранная научная корреспонденция на столе экзаменатора Нумерова послужила причиной доноса на него аспиранта, провалившего экзамен кандидатского минимума, а донос стал поводом к аресту.

Иностранную научную переписку вели многие ученые. Например, Д. И. Еропкин в 1932–1934 гг. — с итальянцем У. Нобиле, немцем П. Гетцем, французом Д. Шалонжем. В августе–сентябре 1938 г. Еропкин работал в геофизической обсерватории на советской полярной станции на Земле Франца-Иосифа (в бухте Тихой острова Гукера) вместе с немецким ученым доктором И. Шульцем, приглашенным, как и другие германские ученые, принять участие в работах на советских станциях в рамках 2-го Международного полярного года. На станцию Еропкин прибыл на ледоколе «Малыгин», на борту которого были также иностранные туристы, в числе которых генеральный секретарь международного общества «Аэроарктик» (которым руководили члены национал-социалистической партии Германии) Вальтер Брунс. Всего скорее, арест и обвинение Еропкина были связаны не с Пулковской обсерваторией, а с этой зарубежной поездкой и подозрением, что иностранцы завербовали его в как шпиона.

Обвинение в шпионаже было нередким. Ученые выполняли работы оборонного характера: вычисления различных таблиц для авиации, военно-морского флота и артиллерии (Н. И. Идельсон, Н. В. Комендантов, М. М. Мусселиус), изучение стратосферы в интересах военной авиации (Н. М. Штауде) и др. Учитывая их зарубежные связи, они рассматривались как возможные информаторы иностранных военных разведок, т. е. шпионы.

9. Многие фигуранты «Пулковского дела», как и другие ученые, работали в те годы последовательно или одновременно в различных должностях и качествах (научных работников, руководителей, преподавателей и консультантов) во многих местах. Без учета службы за рубежом, заграничных командировок (включая длительные), многократного участия в различных экспедициях, перемены подразделений и должностей внутри одного учреждения только в нашей стране, до ареста работали: Б. В. Нумеров — в десяти учреждениях, М. М. Мусселиус — в шести. И хотя до драконовских законов 1940 г., запретивших переход с одного места работы на другое, оставалось несколько лет, подобный способ существования в науке явно контрастировал с образом жизни подавляющего большинства работающих на одном месте советских граждан и был подозрителен.
10. Многие проходившие по «Пулковскому делу» и другие репрессированные ученые знали друг друга по совместной работе в Пулковской обсерватории, Ленинградском университете и других научных учреждениях, являлись учителями или учениками, однокашниками, коллегами по работе, друзьями или просто знакомыми, знали друг друга по выступлениям на конференциях, публикациям или разговорам с коллегами.

Мусселиус в разное время работал вместе с Федоровым, принимал участи в закрытых работах по вычислению траектории артиллерийских снарядов под руководством Комендантова. Комендантов и Газе были представителями школы теоретической астрономии, созданной Нумеровым. Еропкин был учеником Тихова и аспирантом академика Белопольского.

Все это облегчало карательным органам создание «сценариев» «Пулковского» и подобных ему «дел», основываясь на не требующих доказательств личном знакомстве и совместной профессиональной деятельности обвиняемых, что выдавалось за их взаимную «преступную связь».

В.Ю. Жуков,
канд. ист. наук

Пулковское дело. Часть 1. Кого из сотрудников обсерватории коснулись аресты?

Пулковское дело. Часть 2. До и после дела 1937 года

«Пулковское дело» — лишь часть большой истории травли. Пулковские астрономы подвергались единичным арестам задолго до «Пулковского дела» и на протяжении ряда лет после его окончания.

Единичные аресты астрономов до и после революции. Первым из арестованных был В. В. Лебединцев (1881–1908) — с конца 1904 г. штатный астроном-вычислитель Пулковской обсерватории. В 1907 г. под именем Марио Кальвино он присоединился к летучему боевому отряду Северной области партии эсеров. Принимал участие в подготовке покушений на вел. кн. Николая Николаевича и министра юстиции И. Г. Щегловитова, планировал взрыв Государственного Совета во время заседания. Арестован в Петербурге 7 февраля 1908 г. Военно-окружным судом 14 февраля 1908 г. и приговорен к смертной казни. Казнен в 16 февраля 1908 г.

В годы Гражданской войны директор ГАО в 1916–1919 гг. А. А. Белопольский (1854–1934) подвергался недельному аресту (30 июля – 5 августа 1919 г.) в Детском Селе (Пушкин). Директор ГАО в 1937–1944 гг. С. И. Белявский (в то время заведующий Симеизским отделение ГАО в Крыму), являясь депутатом местного Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов и членом Ревкома Ялтинского района Крымской области, подвергался репрессиям врангелевских войск. В августе 1919 г. был арестован ялтинской контрразведкой Деникина и на некоторое время посажен в военно-следственную тюрьму на Пушкинском бульваре Ялты.

Групповые дела интеллигенции в 1920-х гг. После Гражданской войны только в Петрограде – Ленинграде имела место целая серия групповых «дел», в которых фигурировала интеллигенция, в том числе научная: «Таганцевское дело» (1921 г.), «Дело лицеистов» (1925 г.), «Дело кружка историков» (1927 г.), «Дело Оболенского» (1928 г.), «Дело космической академии» (1928 г.), «Дело кружка „Воскресение“, или „Дело Мейера“» (1928–1929 гг.) и др. Рубеж десятилетий «ознаменовался» обширным и разветвленным «Делом Академии наук», или «Академическое дело» (1929–1931 гг.), главным образом в отношении гуманитарной интеллигенции. Оно стал концентрированным выражением проводившегося властями параллельно с индустриализацией в промышленности и коллективизацией в сельском хозяйстве процесса идеологизации и огосударствления науки, своего рода духовной коллективизации науки и ученых, построения административно-приказной системы плановой советской науки.

Аресты астрономов до и после войны. Пулковские астрономы Г. А. Тихов (1875–1960) и Н. М. Штауде (1888–1980) арестовывались в 1931 г., Н. М. Штауде повторно была арестована в 1935 г. только за то, что по религиозным соображениям отказалась подписать коллективное письмо с требованием возмездия убийце С. М. Кирова, и провела в лагерях и административной ссылке около 10 лет.

Пулковский астроном А. Н. Дейч (1899–1986), с 20.09.1941 по 20.02.1942 г. врио директора ГАО, в период репрессий подвергался почти 2-недельному аресту.

До войны подвергался репрессиям А. В. Марков (1897–1968) — пулковский астроном с 1944 г. Директор Астрономического института (АИ) в Ленинграде (с конца войны — зам. директора ГАО по АХЧ) В. К. Морфорд (1898–1952?) ненадолго была арестована в начале войны.

В мае 1944 г. был арестован в освобожденной Одессе и вскоре умер в тюрьме астроном К. Д. Покровский (1868–1944), в 1930–1932 гг. — зам. директора ГАО.

Последний из репрессированных (уже после войны) астроном ГАО (с 1956 г.) — А. А. Киселев (1922–2013). В 1940 г. был призван в армию, в 1941 г. попал в плен к финнам. В 1944 г. был репатриирован и продолжал воевать. В 1950 г. арестован, осужден на 10 лет лишения свободы, находился в лагерях, работал на шахтах Воркуты. В 1956 г. освобожден по амнистии со снятием судимости и поражения в правах, полностью реабилитирован.

Пулковское дело. Часть 1. Кого из сотрудников обсерватории коснулись аресты?

Есть в истории Пулковской обсерватории по-настоящему темная страница – ставшее знаменитым на всю страну «Пулковское дело». Это уголовное дело, а точнее, целая серия уголовных дел, возбужденных НКВД против астрономов обсерватории в 1936-1937 годах. Обвинение большинства из них касалось участия в фашистской троцкистско-зиновьевской террористической организации, в которой они, конечно, не состояли. Многие из них были расстреляны, остальные провели долгие годы в тюрьме.

Почему «Пулковское дело» вообще имело место? Что послужило причиной, почему НКВД обратил внимание именно на астрономов? Как «шилось» это дело? И как отразился арест ученых на работе обсерватории?

Мы постарались воссоздать максимально полную картину происходящих в те годы событий на основании исторического анализа фактов, который нам любезно предоставил канд. ист. наук, доцент, председатель секции «История астрономии» Санкт-Петербургского филиала ИИЕТ им. С. И. Вавилова РАН Вадим Юрьевич Жуков.

Для начала разберемся, кого из сотрудников обсерватории коснулось «Пулковское дело».

Собственно сотрудниками ГАО на момент ареста были 12 человек: И. А. Балановский, В. Ф. Газе, Б. П. Герасимович, Н. И. Днепровский, Н. И. Идельсон (одновременно сотрудник АИ), Н. В. Комендантов, И. Н. Леман-Балановская (сотрудница Обсерватории, арестована как член семьи изменника Родины), М. М. Мусселиус (один из немногих, кто не подписал признания своей вины), Е. Я. Перепелкин, Б. И. Шигин (зам. директора ГАО по АХЧ), Н. М. Штауде (арестована в 1935 г.), П. И. Яшнов.

Еще четверо на момент ареста сотрудниками Обсерватории не числились: Д. И. Еропкин и Н. А. Козырев (уволенные из ГАО 8 марта 1936 г.), А. П. Константинов (был консультантом ГАО до 1935 г. и проходил как арестованный в ЛГУ) и Б. В. Нумеров (тесно связанный с ГАО, был ее сотрудником до революции в 1913–1915 гг., и являлся на момент ареста членом Ученого совета ГАО). Итого 16 человек.

Если считать арестованных позднее как ЧСИР (член семьи изменника Родины) шесть жен сотрудников ГАО (О. М. Герасимович, К. А. Днепровская, А. И. Комендантова, А. И. Мусселиус (урожд. Мей), Т. П. Перепелкина и О. И. Яшкова) и трех жен бывших сотрудников (В. Н. Козырева, Л. М. Константинова и Е. Е. Нумерова), то число репрессированных, связанных с Пулковом, достигнет 25 человек.

В следующих публикациях мы продолжим рассказ об истории «Пулковского дела».